«Жизнь и смерть предложил я тебе, благословение и проклятие. Избери жизнь, дабы жил ты и потом-ство твое, любил Господа Бога твоего, слушал глас Его и прилеплялся к Нему; ибо в этом жизнь твоя...» (Втор. 30: 19-20), - с такими словами обратился пророк и вождь Израиля Моисей к своему народу, завершив с ним сорокалетнее странствие по пустыне. Эти слова фактически стали предсмертным завещанием Моисея, и они выразили сущность Завета (Договора), установленного Богом с человечеством на все времена. Менялись представления о нравственном идеале и святости, совершенствовалась религиозная этика, но суть Завета остается неизменной. В религиозном смысле у души человеческой есть одна подлинная жизнь - в Боге, а всякое отпадение и отдаление от Бога погружает ее в состояние смерти. Так устроен мир, в котором мы помимо своей воли появились на свет, но единственно от нашей воли зависит, приобщимся ли мы в нем к подлинной жизни.

Помимо религиозного в понятия «жизнь» и «смерть» мы вкладываем и обыденный, природный смысл. Каждому надлежит пройти через умирание; и умирать, как любил подчеркивать выдающийся психотерапевт Милтон Эриксон, мы все начинаем с младенчества, с первого дня своей физической жизни. Николай Бердяев в прекрасной книге «Самопознание» пишет о субъективном опыте «смерти внутри жизни», который он испытывал с раннего детства: «Я помню мучительный опыт тоски, которую я переживал мальчиком при всяком расставании. Это носило столь всеобъемлющий характер, что тоска смерти переживалась мною оттого, что я никогда больше не увижу лица постороннего и чуждого мне человека, никогда не увижу города, через который я случайно проехал, комнаты, в которой останавливался на несколько дней, никогда не увижу этого дерева, этой случайно встреченной мною собаки...» Но ощущение смерти радикально трансформируется в свете христианского упования: «Жизнь благородна только потому, что в ней есть смерть, есть конец, свидетельствующий о том, что человек предназначен к другой, высшей жизни... Вся жизнь этого мира должна быть проведена через смерть, через распятие. Без этого она не может прийти к воскресению, к вечности. Смерть не окончательна, и не ей принадлежит последнее слово, когда она принимается как момент мистерии жизни». Здесь уместно было бы процитировать «Огласительное слово» святителя Иоанна Златоуста на Пасху, но, думается, читатель хорошо с ним знаком.

Одной из попыток преодолеть трагизм смерти на путях внехристианской мысли является представление о бесконечной жизни рода в деторождении. Смерть, уничтожающая каждую отдельную личность, преодолевается в нескончаемой череде полноценной жизни будущих поколений. Среди отечественных мыслителей в этом направлении более всего потрудился Василий Розанов. Прославляя связанные с полом рождение и семью, Розанов отказывает признать за православием подлинное утверждение ценностей семьи и брака: «Как только серьезна семья - христианство вдруг обращается в шутку; как только серьезно христианство - в шутку обращается семья, литература, искусство. Все это есть, но не в настоящем виде. Все это есть, но без идеала».

Представляет живой интерес полемика Розанова и Бердяева, развернувшаяся на заседаниях Санкт-Петербургского Религиозно-философского общества. 21 ноября 1907 г. Василий Васильевич выступил здесь с ярким докладом «О сладчайшем Иисусе и горьких плодах мира», в котором заклеймил христианство как «религию смерти», а Евангелие как книгу, несовместимую со всем, что любит человек в культуре. Но уже на следующем заседании 12 декабря 1907 г. прозвучал блестящий ответ оппонента, Н. А. Бердяева - доклад «Христос и мир». Упрекая предыдущего докладчика в нечувствительности к вопросу личного бытия, Николай Александрович остроумно замечает, что «Розанов разворачивает перед миром «детскую пеленку с зеленым и желтым» и пеленкой этой хочет победить смерть и личную трагедию. Истинное бытие есть личность, а не род».

Действительно, веруя в Воскресение Христа, невозможно говорить о христианстве как о «религии смерти». Пусть «весь мир лежит во зле» ( 1 Ин. 5:19), и вся наша жизнь соткана из противоречий, так что подчас бывает трудно разглядеть в ней возвышенные и чистые идеалы, но такие понятия, как «христианский брак», «христианская семья» и «христианские дети» отнюдь не призрачны, а реальны. И эта реальность зачастую просто потрясает современников, которые впервые попадают в православные семьи, чтобы окунуться в чудную атмосферу любви. Эта любовь реальна, ощутима, и ее невозможно более обнаружить нигде, только в христианских семьях. Не о ней ли молитва, произносимая священником при совершении обручения: «... О еже ниспослатися им любви совершенней, мирней, и помощи, Господу помолимся...»? Христианская семья становится вместилищем божественной любви, она аккумулирует эту любовь, распространяет вокруг себя благоухание атмосферы любви, притягивая к себе другие семьи. Преподобный Серафим Саровский говорил: «Стяжи мирный дух, и тысячи людей вокруг тебя спасутся». Будет справедливым дополнить мысль великого святого: «Стяжите дух мирный в своей семье, и тысячи семей спасутся рядом с вашей».

Православная Церковь учит о браке как о таинстве сверхприродного единения мужчины и женщины. Высота его очевидна из сопоставления с Божественной тайной Святой Троицы. В самом деле, уже апостол Павел сравнивает отношения мужа и жены с отношениями Лиц во Святой Троице: «Хочу также, чтобы вы знали, что всякому мужу глава - Христос, жене глава - муж, а Христу глава - Бог» ( 1 Кор.11:3). О том же читаем в трудах святителя Иоанна Златоуста: «Когда муж и жена соединяются в браке, они не являются образом чего-то неодушевленного или чего-то земного, но образом Самого Бога». Христианский брак есть «брак в Господе» ( 1 Кор.7:39). «В браке, - пишет св. Иоанн Златоуст, - душа соединяется с Богом неизреченным неким союзом».

Конечно, любовь, которую следует возгревать в христианском браке, имеет «нечто от естества». Но её невозможно отождествить с романтическими грезами поэтов или с той темной страстью, которая «... выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас обоих, как поражает молния, как поражает финский нож!» (М. Булгаков). Эта любовь очищенная, любовь преображенная. Святитель Филарет Московский обращается с таким поучением к молодой семье: «Чувствительное и любящее сердце надобно возвысить от любви естественной к духовной, чтобы оно, погружаясь в связи семейные, не погрязло совсем в одной естественной любви. А потому, полагая источник блага в Боге и благословении Его, которое имеем или получаем, и надежду блага, которого желаем, надобно возвышать и освещать дела природы духом благодати».

Обратимся к истории православной святости. Многим хорошо известно житие преподобного Алексия, человека Божия. Еще в юности подвижник, проживавший в Риме, покинул богатый родительский дом, сбежав от красавицы-невесты, а некоторое время спустя вернулся и жил в обличье нищего у порога собственного дома, на глазах у тосковавших и не узнававших его родителей. Современный модный психолог нашел бы массу умных слов, чтобы по-своему истолковать «бегство» Алексея. Это могла быть, к примеру, типичная реакция эмансипации на стиль родительского воспитания, определяемый как «потворствующая гиперпротекция». А представьте себе, как бы выглядело житие в пересказе иных популярных журналистов: Какой возмутительный случай! Скандал! Бессердечие религиозного фанатизма! Вот, дескать, темная сторона Православия, восточной созерцательной религии, равнодушной к ценностям мира.

Между тем, в русских православных семьях житие преподобного Алексия было едва ли не самым любимым чтением, которому внимали и взрослые, и дети. Почему? Ведь автор жизнеописания, средневековый монах, проповедует аскетический путь, да еще и в радикальной форме юродства Христа ради. Но святого Алексия любили и почитали в больших и дружных православных семьях по очень простой причине: члены этих семей хорошо чувствовали: их семья объединена и скреплена тем же самым «духом благодати», который в преизбытке носил в своем сердце древний подвижник, покинувший родительский дом и молодую невесту. Именно этот дух делает брак по-настоящему крепким, неразрушимым, вечным. «Брачная любовь есть сильнейший тип любви. Сильны и другие влечения, но это влечение имеет такую силу, которая никогда не ослабевает. И в будущем веке верные супруги безбоязненно встретятся и будут пребывать вечно со Христом и друг с другом в великой радости», - пишет Златоуст.

Христианский брак немыслим без рождения детей. Здесь можно согласиться с блаженным Августином: «Там где стремятся, чтобы детей не было, нет и брака». Христианский брак несовместим и с каким бы то ни было «планированием семьи», ограничением рождаемости. Дело в том, что, по учению Церкви, настоящим виновником рождения является Сам Бог, тогда как плотские родители остаются лишь «служителями рождения». Об этом говорит, например, св. Мефодий Патарский: «Рождение детей нужно приписывать не сожитию супругов, ни чему-либо другому, но Создателю всяческих». Вспомним поэтические слова из книги Иова: «Твои руки трудились надо мною, и образовали всего меня кругом... Не Ты ли вылил меня, как молоко, и, как творог, сгустил меня, кожею и плотию одел меня, костями и жилами скрепил меня, жизнь и милость даровал мне, и попечение Твое хранило дух мой?» (Иов. 10:8-12).

Каждый родившийся в семье ребенок - Божий дар, отказаться от которого означало бы проявить нечестие. Всякий раз, когда начинаешь в аудитории осторожно проводить эту простую мысль, поднимается буря возражений: чем мы будем кормить детей, как нам разместиться в наших «хрущевках»? Однако всегда находится хотя бы один многодетный родитель, который немедленно придет на помощь и с радостью расскажет, как сначала им было тяжело, и как затем с Божией помощью удалось решить все проблемы материального характера. В отечественной социологии ссылки на определяющее влияние по отношению к демографическим тенденциям экономических факторов уже не воспринимаются серьезно. В XIX столетии несмотря на всевозможные трудности - голод, стихийные бедствия, войны и опустошения - «Русский мир» удваивался каждые 50-60 лет.

В тяжелые 1944-1945 годы Великой Отечественной войны и в первые послевоенные годы, на волне оптимистических ожиданий, в стране наблюдался пик рождаемости. Последний демографический всплеск выпадает на первые годы Перестройки. Ради чего люди готовы отдать свою жизнь, ради этого они готовы дать жизнь и новым поколениям.

Особое слово об абортах. Следует ли напоминать, что в Православии избавление от беременности считается большим грехом? «Умышленно погубившая зачатый в утробе плод подлежит осуждению смертоубийства; дающий врачевство для извержения зачатого плода во утробе суть убийца» - сказано в древних церковных канонах.

В литературе приводится цифра: 5,6 млн. абортов за один 1964 г.! Уже к 1975 году потери от абортов превысили потери русского демографического потенциала в Великой Отечественной войне. А к 1985 году эти потери достигли 2-х кратного превышения.

Рост абортов порожден глубоким кризисом традиционной российской семьи. Российскую семью разрушила коммунистическая идеология. Вспомним, что классики марксизма полагали: семья, основанная на частной собственности, праве наследования и домашнем воспитании детей, должна быть упразднена победившим пролетариатом. Об этом можно прочитать в «Коммунистическом Манифесте» Маркса и Энгельса. В первые годы Советской власти у родителей (прежде всего, у отца) постарались отнять возможность воспитывать детей. Лев Троцкий воспринимал семью как главное препятствие в деле революции. Именно он в 1918 году стал автором печально знаменитого декрета о «социализации женщин». Под «социализацией» большевики понимали изнасилование курсисток и гимназисток революционной матросней и красноармейцами, а также в подвалах ЧК. Этот циничный декрет быстро проник в самую толщу советской жизни. Разумеется, массовые изнасилования женщин заканчивались никому ненужными беременностями. Поэтому были в срочном порядке разработаны инструкции и правила проведения абортов, чтобы можно было быстро заметать следы. Советская Россия стала первой страной на земном шаре, узаконившая массовое убийство своих неродившихся граждан. 18 ноября 1920 г. вступило в силу Постановление Наркомздрава и Наркомюста, полностью легализировавшее искусственный аборт. Россия стала первой страной в мире, где женщины и врачи были полностью освобождены от уголовной ответственности за уничтожение человеческой жизни. Надо отметить, что в 1936 г. аборты в стране были запрещены, но в 1955г. вновь легализированы. Будучи наследием атеистической идеологии эта правовая норма отрицает за ребенком стадии внутриутробного развития, достоинство человеческой жизни. Аборты стали нормой советской жизни. Как ни странно, этими революционными инструкциями по проведению абортов наша страна пользуется по сей день. И по сей день число абортов у нас остается неслыханным для любой цивилизованной страны.

В представлении классиков советского политпросвещения (таких, как А. Коллонтай и А. Луначарский), мужчина и женщина в семье должны были быть, прежде всего, связаны узами любви и товарищества, а также сознанием коллективной ответственности. Воспитательная же функция семьи делегировалась обществу. Семья как независимый агент воспитания детей не могла вписаться в тоталитарную систему. Вся политика советской власти была направлена к тому, чтобы свести к нулю воспитательную роль отца, а всю ответственность за воспитание переложить на общество. Но общество не справлялось с задачей.

Главным принципом развитого социализма считался лозунг: «кто не работает, тот не ест»!.. В школе уже с начальных классов внушали русским девочкам: работа на производстве - это главное и престижное дело, а семья - это второстепенное. Поэтому после окончания школы они с огромным желанием стремились «на производство».

Сегодня 36 статья Основ законодательства РФ об охране здоровья граждан четко регламентирует производство аборта: по желанию женщины он производится до 12 недель беременности, по желанию женщины и социальным показаниям - до 22 недель, по желанию женщины и медицинским показаниям - независимо от срока беременности.

Если невозможно сразу изменить законодательство, то необходимо сначала гарантировать врачу, медработнику или студенту медицинского вуза право на свободу от дискриминации в случае отказа от проведения операции или процедур, противоречащих его религиозным убеждениям. Врач должен иметь возможность безбоязненно ответить: «нет», когда ему предложат стерилизовать пациента, абортировать ребенка и т. д.

Кроме того, было бы разумно ввести законодательную норму, согласно которой «врач не может проявлять инициативу и настаивать на аборте, стерилизации, контрацепции по немедицинским показаниям». К сожалению, нередки случаи, когда инициаторами вышеуказанных процедур является именно медперсонал.

Сегодня все больше священнослужителей и мирян Русской Православной Церкви стремятся принимать активное участие в духовно-просветительских и миссионерских программах, в том числе, и касающихся вопросов брака и семьи. Будущее России во многом зависит от того, насколько это служение окажется успешным.