Есть такая православная притча: «Сироту пристроить – что храм построить». Выходит, не один, а семнадцать храмов возвели Любовь Павловна и Сергей Павлович Шмидовы, исполнив важное человеческое предназначение – защитили слабых.

– Зачем я жил, для какой цели родился? Вечный вопрос, в поисках ответа на который люди тратят много душевных сил, но часто он так и остается без ответа. Любовь Павловна и Сергей Павлович Шмидовы из деревни Караулово, что в Жуковском районе, похоже, для себя ответ нашли. В их доме обрели приют и тепло семнадцать (?!) обездоленных детей. Детей с озябшими душами, с искалеченными судьбами, с надломленной психикой. Так бы и потерялись ребята в этой жизни, а то и пропали бы вовсе, не повстречайся на их пути эти удивительные люди.

Первого приемного ребенка, Владика, в месячном возрасте Люба взяла, когда после трех неудачных родов врачи вынесли страшный вердикт: «Детей у вас не будет. Никогда». Со своим первым мужем она жила тогда в Кабардино-Балкарии. Владика усыновили. Люба очень надеялась, что он изменит их жизнь к лучшему, считая, что именно из-за отсутствия детей у них нелады в семье. Однако иллюзии развеялись, словно легкий утренний туман. Муж как пил, так и продолжал прикладываться к бутылке, а напившись, бил ее люто.

Сыну исполнился год, когда, не захотев больше терпеть унижений, она, схватив его в охапку, уехала на БАМ, благо специальность у нее была подходящая: машинисты башенного крана нужны были позарез.

Ей дали общежитие, появились друзья. Потихоньку все входило в свою колею: работала, воспитывала сына, радовалась тому, как он рос вместе с поднимающимся на глазах поселком. А беда уже подстерегала Любу, ощутившую полноту жизни, расправившую плечи, после того как окончательно порвала с прошлым. Ее брат, обещавший Владику покатать его на мотоцикле, поехал в тайгу. По дороге в них врезался грузовик, погибли оба...

С голубоглазым, златокудрым Сергеем, приехавшим на БАМ по комсомольской путевке, познакомились позже, когда боль стала понемножечку утихать. Целый год он обхаживал ее, уговаривал выйти замуж, а она – ни в какую. Хватит – решила для себя, испытала замужнюю жизнь, больше не нужно. Но, видно, чему быть, того не миновать. Сергей проявил завидную настойчивость. Они поженились.

– Это судьба, – убеждена Любовь Павловна, – она и ведет меня по жизни, если б не Сергей, с полуслова понимающий и поддерживающий во всем, вряд ли я состоялась бы как женщина, как мать, Бог не дал мне родить, но дал возможность растить детей, в полной мере испытать материнские заботы и тревоги, но и материнское счастье тоже.

Эту красивую незамужнюю женщину, готовившуюся стать матерью, в поселке осуждали многие. И вовсе не за то, что ждала ребенка, а за то, что намеревалась его сдать в дом малютки. Люба не осуждала. После долгих раздумий она все же решилась поговорить с ней, дескать, если родишь девочку, отдай ее нам.

Та с радостью согласилась. И когда ребенок появился на свет, позвонила: «Люба, родила по твоему заказу девочку, 4 килограмма!». Хорошенькую, крепенькую малышку Шмидовы забрали из роддома на седьмой день. Назвали ее Яной. Обласканная и ухоженная, она росла спокойной, хорошо училась. Закончила Детчинский колледж. Забегая вперед, скажу: у Яны уже своя семья: муж, трехгодовалый сын Данилка. Муж работает, Яна учится заочно в Московском социальном университете, живут они в Кременках.

А в тринадцатилетнем возрасте Яна (Шмидовы с БАМа тогда опять на Кавказ перебрались) подружилась с девочкой-сиротой, жившей с бабушкой. Обе привязались друг к дружке, несмотря на то, что Аня была на четыре года моложе Яны.

Болезненная, вечно голодная, кое-как одетая девочка у Шмидовых явно оттаивала и иногда даже улыбалась.

– Мама, давай Аню к себе возьмем, – однажды предложила Яна.

Любовь Павловна аж оторопела от этих слов. Им было так хорошо втроем... Она думала недолго, но мучительно. Муж воспринял ее решение как само собой разумеющееся: «А куда ж ей деваться, бедолаге, пускай у нас живет, места всем хватит».

– Но когда Аня переселилась к нам, мне стало страшновато, – признается Любовь Павловна. – Она была очень запущена. Никогда не видела чистой постели.

– Это вы мне хотите стелить? – искренне удивилась, глядя на белую простыню с пододеяльником. – Зачем? Дайте лучше какую-нибудь тряпку.

Она страдала энурезом почти до 18 лет. А за свою короткую еще жизнь такого горя нахлебалась, что не под силу и взрослому справиться.

Долгое время маленькая Аня слышала отчаянный крик своей матери, погибшей на ее глазах от рук озверевшего пьяницы-отца. «Это было так страшно! Я хотела помочь, но не успела», – лепетала девочка.

Стоит ли удивляться, что у Ани были серьезные проблемы с психикой, что от нее отказалась школа, а в пятнадцать лет Сергей Павлович решал с ней задачи для второклассников. Учеба у нее никак не пошла. Любовь Павловна возила Аню к московским профессорам, они в один голос рекомендовали: пусть пока занимается дома, с возрастом ее недуги могут пройти. Восемь классов она все же с горем пополам закончила. Здоровье со временем улучшилось. Уехала, вышла замуж, родила ребенка. Но для семейной жизни, как оказалось, Аня не приспособлена. Сына своего, Павлика, привезла еще совсем маленьким родителям (Шмидовы удочерили Анну), и так он живет с ними по сей день уже девятый год. Мама навещает его нечасто и письмами не очень-то балует. Что поделаешь... Это только в сказках бывает все ладно да складно.

– Душа за Анну болит постоянно, – делится Любовь Павловна. – Стараюсь утешать себя тем, что не возьми мы ее тогда к себе, как знать, может, еще горше была бы ее участь.

Когда с Яной и Аней в начале девяностых Шмидовы вынуждены были по известным причинам покинуть Кавказ, им предложили в Караулове работу на ферме. Оба пошли коров доить в колхоз. Там с Любовью Павловной приключилось несчастье: поскользнулась, упала под корову, а та ударила копытом так, что осталась преуспевающая доярка инвалидом. Целый год в больницах провела, о возвращении на ферму не могло быть и речи.

Переживала, естественно, хотя в деревне, это всякий знает, дел по дому всегда хватает. Она и обустраивала дом. А в 97-м году, на всю жизнь запомнила этот день – праздник Собора Святой Богородицы, ей приснился сон: подходит к ней близко-близко Матерь Божья и говорит очень ясно и внятно, что, мол, вам необходимо взять детей. Люба испугалась: «Каких детей? Я ж больная, не справлюсь». А она в ответ: «Вот, тебе помощница», – и указала на девочку лет десяти, стоявшую рядом.

Проснулась Люба в холодном поту. Рассказала сон Сергею. Тот всполошился: «Ну, о чем ты, Люба? Неужели тебе с Анной горя мало? Никаких детей», – сказал как отрезал. Сон не давал ей покоя, и она отправилась в Боровский монастырь. Выслушав ее, батюшка подтвердил: «Божья Матерь к тебе приходила, будет у вас много деток».

В это трудно поверить, но через некоторое время приходит в их дом из соседней деревни мальчик-сирота: «Тетя Люба, можно я у вас поживу немного, а то у меня холодно, дрова кончились».

«Поживи, конечно». Тут уж и Сергей Павлович не стал возражать. А вскоре представители органов опеки пожаловали, дескать, не знаем, что с Мишей делать, он пропадает совсем. Мальчику четырнадцать, а уж условно осужден. Семнадцать краж на нем висело.

– Их было больше, мама, – признался ей потом Миша. И рассказал, как воровал продукты для своей тяжело больной матери.

Сказать, что с ним было сложно, значит, – ничего не сказать. Если б не взяли его Шмидовы, он бы точно оказался в тюрьме. Но все преодолели, отстояли мальчишку. И награда тому – Мишины теплые письма, что он писал им, будучи в армии. «Дорогие мои родители, если б вы знали, как я благодарен вам». Вы из меня, дурака, человека сделали».

Ему уже двадцать два года, живет с родителями, работает в пожарной части. Починить что-либо из техники – мотоцикл, машину – тут без него не обойтись.

А тогда, вслед за Мишей, появились у Шмидовых еще пятеро ребят, братья и сестры Самохины. Приехала Люба в Азаровский детский дом посмотреть на них, да так и ахнула: девочка Женя – ну точная копия той, что с Божьей Матерью рядом стояла...

– Так что все наши дети – благословение свыше, – пояснил Сергей Павлович, когда я, раскрыв рот от удивления, спросила, почему они приняли на себя такую ношу.

Аккурат в то же самое время соседка Шмидовых, Нина, решила из детского дома двоих ребяток взять. Один, Денис, у нее уже был. И попросила Любу с ней поехать в Думиничи, там уже все решено было, детей она выбрала, забрать их нужно.

«Соседкины» детишки вышли, а с ними мальчик, Андрюша. Он прямо к Любе кинулся: «Мама, ты ко мне приехала? Забери меня отсюда». Люба так и села. «Заберу», – говорит.

– Но у Андрюши две сестрички, – возмутилась воспитательница.

Стали уговаривать, к директору пошли. Как выяснилось, жилищные условия не позволяли взять сестер и брата Тимофеевых. Но они все же переехали к Шмидовым после того, как те терраску в жилую комнату переоборудовали.

Позже так случилось, что соседка сильно заболела и Люба временно забрала ее тройню к себе, да так они и остались в этом большом и шумном доме. Кстати, большим он становился по мере того, как увеличивалась семья. Когда-то она занимала полкоттеджа в три комнаты. А появлялись дети – и пристраивалась дополнительная площадь. Я пыталась сосчитать комнаты и запомнить, кто есть кто из ребят. Не совсем удалось. Там две Ани, две Саши, Лена, Валя, Яна, Миша, Андрей, Жанна, Женя, Паша...

Комнат у нас девять, помогли ребята, шесть двухъярусных кроватей, три холодильника...

Антону было 15, когда привели его в дом работники соцзащиты. Худой, затравленный, он сразу показал свой норов: курил, матерился, держался высокомерно. Но вся шмидовская ребятня как-то вдруг гурьбой потянулась за ним. Люба не на шутку перепугалась: «Наверное, мы не оставим его, а то как бы всех остальных не потерять. Уж больно Антон верховодит», – советовалась с мужем.

Кстати, чтобы не было соблазна дать волю прежним замашкам – взять то, что плохо лежит, обидеть младшего, «проехаться» за чужой счет, там новенького сразу и честно предупреждали: «Будешь лениться, совершать плохие поступки, – вернешься, откуда пришел». Это не пустая угроза, зачастую дети, видевшие пьянство, разврат и драки взрослых, не могут сразу воспринять другие правила жизни.

Шмидовы показывают им другую жизнь, другие отношения, чтобы они стали их жизнью, их отношениями. Они не подстраиваются под детей, они могут говорить так, как ребята, но говорят по-другому, как воспитанные люди.

Антону поставили условие: не ругаться, не курить, не воровать. «И только за это вы не хотите меня оставлять у себя, только за это?» – по его щекам градом катились слезы.

Задрожали губы и у Любы, заблестели глаза у девчонок.

– Ладно, оставляем! – решили все. – Но смотри...

В пятнадцать лет он осилил лишь пять классов. Сейчас учится в девятом. Им довольны и учителя и родители. Помощник отменный, лучше него никто селедку не может разделать. И за коровами ухаживает, и на сенокосе лихо орудует. Хозяйство у Шмидовых огромное: пять дойных коров, телки, поросята, куры, гуси, утки, козы. И обязанности распределены. А как же иначе? Попробуй накормить такую ораву! Благо ребят научили и порядок наводить, и готовить. Таких пирогов и печенья напекут – пальчики оближешь!

Но сытно накормить, уложить в чистую, теплую постель и даже отправить ребенка в школу (а Люба к каждому сентябрю новую одежду и обувь покупает – это же праздник!) еще не значит излечить его душу, вернуть его в цивилизованный мир. Надо показать ему этот мир, убедить: он есть, он открыт тебе и готов тебя принять. Саша никогда не ела помидоров, не знала, что такое хлеб... Жанна – инвалид, страдает эпилепсией, у семерых детей были справки – задержка психического развития. А сейчас пятеро из них учатся без троек.

Но ведь их надо было принять такими, какие есть. Как Люба с Сергеем их отмывали, выводили насекомых из их лохматых головок, расчесывали, стригли, какими были первые месяцы новой жизни для каждого, когда притирались друг к другу, привыкали – разговор особый. К порядку приучить, к режиму, к тому, чтоб ответственность чувствовали и за уроки, и друг за друга – на это ох как много сил и терпения нужно. Андрея, к примеру, за учебники едва ли не силой приходилось усаживать. А с Аней сколько мучились, с Женей. И не только из-за учебы. Подключиться к детям на духовном уровне – единственный путь, убеждены Шмидовы, чтобы направить их в нужное русло.

Бесконечно радовались Люба с Сергеем, когда Саша и Женя в Калужское духовное училище поступили. Но Саша осталась учиться, на третьем курсе уже, а Женя через два месяца сбежала. Не понравилось. Уехала в Перемышль к родному отцу, который от нее отказался когда-то. Женя, конечно же, приезжает в Караулово, но у родителей сердце болит.

За Сашу тоже переживали, когда у той случилась любовь. Правда, парень серьезный, в семинарии учится, пятикурсник. Минувшим летом приезжал к Шмидовым просить Сашиной руки. Владыка их благословил, и в сентябре сыграли Шмидовы красивую свадьбу.

Забот и тревог, однако, у них не убавляется, хотя и помогают им, нечего Бога гневить. В федеральную программу развития приемных семей обещают включить. Полтора года назад спонсоры московские шестнадцатиместную «Газель» подарили. И тогда они всей семьей в Крым махнули, под Геленджик.

– Ух, и здорово отдохнули! Купались, загорали, жили в палатках на берегу моря, – с упоением рассказывала двенадцатилетняя Валя.

А Лена с Андреем, перебивая друг друга, рассказывали, как по святым местам ездили. Где только не были! И в Киеве, и в Дивееве, и в Оптиной, в Санаксарах. На концертах разных бывали.

– Все это, естественно, немалых средств требует, – заметила Любовь Павловна. – Но необходимо это ребятам. Когда они видят хороших певцов, музыкантов, священнослужителей, – как они держатся, общаются, как одеты, – это меняет детей, их мировоззрение.

Но телевидение с бесконечным насилием, улица – вот что страшит Шмидовых.

– Мы-то о духовном развитии ребят заботимся, а окружающий мир очень жесток. Не собьются ли с пути, когда уйдут от нас, поступят в институты, училища? – вздыхает Любовь Павловна. – Вот ведь Женька наша сама о себе говорит: «Мам, я такая стерва». Но это неправда, она добрая девочка, только много несчастья видела в жизни.

...Как практически ничто значительное не бывает в жизни случайным, так не случайна, мне кажется, встреча и семейный союз Сергея и Любы. Вместе они создают то духовное пространство, ту атмосферу сострадания и любви, где дети, познавшие самые темные и жестокие стороны жизни, насыщаются этой бесценной целительной энергией.