Посвящается прабабушке Лучининой М.И.
и всем матерям, ждущим своих сыновей.
Вятская самобытная глубинка!.. Деревень подобных по Великой России – не сосчитать. И всё-таки эта – особенная. Возможно, потому, что сердцем прикоснулась, пусть и в четвёртом поколении.
Лучинята – такое поэтическое имя получила деревенька. Нет, не от лучины название пошло, а как говаривали старожилы – «от солнышка, от лучей», которые освещают деревню весь день, особенно летом. Высоко над рекой выстроились дома наших предков, окнами к реке. Дома стоят в один ряд. Было их в Лучинятах ровно семь. Местные сказали бы непременно – «У Лучинят».
Жили в семи домах семьи большие – в каждой росли дети: у кого пятеро, у кого семеро, а кто и девятерых воспитывал. Все жители носили одну фамилию – Лучинины, гордились ею, а ещё гордились тем, что они «бережане», что значит живущие на берегу реки. А бережане в этих краях считались бойкими и ловкими, а раз к реке ближе, то и запасливыми были рыбой да лесом, богатыми сенокосами на разливных лугах за рекой, сытым скотом.
Пятистенный дом Луки Артемьевича и Марфы Ильиничны обращает на себя внимание и сейчас, спустя сто десять лет. Умели строить на Вятке на века.
Марфа Ильинична, дочь лекаря Ильи, жившего в десятке километров от Лучинят в лесной деревеньке, была статной да ладной, к делу приученной. Отца Марфы – Илью люди уважали. Никому лекарь не отказывал, лечил травами и молитвами, говорят: «помогало». Муженёк Марфе достался нрава крутого, необузданного. Бил нещадно. За что? За всё: за красоту и стать, за руки золотые, за шестерых детей, да мало ли что в голову придёт хозяину. Нет, не пил Лука огненных напитков, табачного духа не выносил, а рукоприкладствовал так, что бывала спина Марфы в кровоподтёках таких, что рубашку нательную в бане отмачивала, чтобы снять. Но молчала, терпела, считала: раз замуж вышла, обратной дороги нет.
Родила Марфа шестерых детей: Фёдора, Марью, Филиппа, Алексея, Николая и Егора – Егорушку, любимого, младшенького. Сыновья росли крепкие да умные. В честь рождения каждого сына сажала Марфа дубки втайне от мужа за рекой в лугах, где саженцы брала, никто не знает. В этих краях не так часто можно встретить это благородное, сильное дерево. Росли четыре дубка дружно, радовали Марфу, как радовали и сыновья. Пятый саженец не приживался, сажала ещё и ещё, всё тщетно. Закручинилась Марфа, почуяв материнским сердцем недоброе. Но дела и заботы заставили отбросить дурные мысли. Строили новый дом – пятистенок.
Здоровье Луки Артемьевича пошатнулось, пожалуй, оттого что жил в ненависти к новой власти. Была эта ненависть так велика, что однажды, не сказав никому ни слова, ушёл пешком в Вятку, это больше полусотни километров лугами, чтобы выразить своё несогласие. И выразил. Слушая агитатора за Советскую власть, не выдержал, сдёрнул одним движением с трибуны и бежать..., не догнали конные стражи порядка. Добрался Лука до дома, закрылся в горнице недостроенной и несколько дней ходил по широким половицам и повторял, то ли возмущаясь, то ли передразнивая: «Товарищи, все товарищи!!! Товарищи? Все-товарищи?».
А вскоре ещё напасть – простудился, вылавливая в ледяной воде брёвна для новой бани. Умер скоропостижно. Осталась Марфа с детьми и недостроенным домом. В колхоз не вступила, как ни уговаривали. Жила, как тогда говорили, единоличным хозяйством.
Дети подрастали, воспитывала в любви и строгости. Замуж не вышла, хоть и женихи стоящие находились. Дом достроила, помогали подрастающие сыновья. О чём кручинилась Ильинична (по-вятски – Илинисна)? На сеновал въезд на лошади, как у соседей, не выстроила, а остальным была довольна: и колодец в ограде, и сеновал, и житница, и клети, и двор для скотины большой, а главное – избу-пятистенок оштукатурила.
Сыновья старшие стали семьями обзаводиться. Филипп женился на красавице Александре, правда была жена старше мужа на семь лет, рано овдовевшая, с дочкой на руках: муж военным был, а что случилось и где - никто уже не помнит, осталась лишь фотография старинного образца. Полюбил Филипп Александру крепко видать. Дом построили, похожий на родительский. Детей нарожали четверых и пятая дочка Анюта, от первого брака Александры. Любил Филипп всех пятерых. Радовалась Марфа хозяйской хватке сына, доброму отношению к людям, уму-разуму. Ценили Филиппа в деревне. Одно огорчало мать – сын первым в колхоз вступил, на него глядя и другие мужики пошли.
Фёдор в город уехал, женился, свой дом построил, жил в достатке.
Алексей женился на соседке Марье. Марья хоть и росточком мала, да работящая и житьё богатое. Алексей «в дом вошёл», то есть ушёл жить к жене. Не одобрила поначалу Марфа такое решение: «не по нашему это, не по-лукичёвски» Но вскоре смирилась, видя, как приняли сына и каким он становится молодым хозяином.
К единственной дочери Марфы – Марии, высокой, кареглазой, жених посватался неказистый и здоровьем слаб. Выдала-таки дочку Марфа замуж, приговаривая: «Негоже первым сватам отказывать, пускай девка своим домом живёт».
Николай вскоре в Киров уехал, работал на заводе, матери начал помогать. Женился Николай, как старшие братья, удачно. Так оценила Марфа жену Николая. Остался при матери один любимый Егорушка. «Вот с ним и жить буду», - мечтала Марфа Ильинична.
А тут война. Первым получил повестку Егор. Провожали молодых парней всей деревней. Увозили мобилизованных по реке на лодках до ближайшей пристани, а дальше на барже вниз по Вятке до Котельнича. Проводила Марфа Егорушку, как от сердца оторвала. Но верила: по реке уехал, по реке и вернётся. С того времени каждый день спускалась Марфа к воде и о чём-то шептала и молчала, молчала и шептала. Много молитв знала мудрая женщина. В доме перед образами Пресвятой Богородицы и Николая-Чудотворца ранним утром и поздним вечером зажигала зелёную лампадку и долго молилась. Вскоре призвали и Алексея. Уезжал на фронт Алексей на подводе до районного центра. Молилась мать за сыновей всё усерднее. Появилось в жизни Марфы очень важное дело.
Спуск к реке крутой и длинный, тропинку от дождей размывало, особенно на глинистых местах. И начала Марфа вырубать в горе ступеньки, покрывать их досочками, вбивая около каждой четыре колышка, чтобы лежали досочки ровно и смирно, ждали шагов сыновей.
Скоро на Алексея пришла «похоронка». Выла жена Марья, приговаривая: «Ведь поленница раскатилась, чуяла я, к горю большому»... Плакали, глядя на мать, два маленьких сына – Иван и Павел. Слёз Марфы не видел никто, как будто окаменела мать. К реке ходила исправно, работу делала упорнее. Ступенек в лестнице прибавлялось. От Егорушки не получила ни одного письма. А вот известие, что «пропал без вести» было таким ударом, что едва выжила. Почернела, осунулась, с лица сошла Марфа. Замерла. Молиться не переставала и к реке приходила, но вставала как-то странно, боком, и, говорят, молчала.
В сорок третьем призвали и Филиппа, ему исполнилось 39. Фёдора не призывали - по возрасту опоздал на войну. У Николая на заводе, тогда уже военном, была броня.
А лестница была готова, ровно 85 ступенек.
Филипп дошёл до Берлина. Был он как заговоренный от вражеских пуль. Прошли месяцы, пока начала Марфа в себя приходить. Удивила немало соседей новым делом. Рубила в лесу березняк, заготавливала ровные жерди, подпоры и лыко. Начала обустраивать лестницу поручнями. Никто не осмеливался спрашивать, к чему такая неженская работа, когда и другой работы в доме невпроворот. Даже старики, ещё крепкие, не отваживались предлагать Марфе помощь. Понимали, что это её главное дело, никого она к обустройству лестницы не подпустит. А на деревне, не сговариваясь, окрестили лестницу «Егорушкина». Ходили по ней как-то особенно аккуратно, благодарить Марфу тоже не решались, понимая, что это для сына, что он, верит мать, найдётся и когда-то вернётся по её лестнице к дому родному. Ждала и Филю, и он пришёл, вернулся даже не раненым. Радовалась и гордилась сыном, а боль за Алексея и Егорушку была непроходящей.
Шли годы. Марфа не забывала лестницу: латала, обихаживала, по-своему о чём-то каждый раз, ступая по лестнице, разговаривала, может с Егорушкой, может, жизнь свою итожила.
Подрастали внуки, любили приходить в бабушкин дом, всегда чистый и хлебосольный. Любили ночевать на полатях. На ночь глядя учила Марфа внучат молитвам. Потолок над полатями особенно привлекал ребят. Были в потолке, в штукатурке, странные круглые углубления, внуки и правнуки потом называли их «дырочками». Строга была Марфа, дом оберегала особенно, а «дырочки» позволяла. «Это детушки мои своими пальчиками к небу дорожку сделали», - говаривала Марфа. Потолок перед каждой Пасхой мыли, потом белили, а отверстия оставались. Внуки приложили и свои пальчики ко всем отверстиям, кроме одного, его нельзя было трогать. «Это Егорушкина дорога к Богу».
Умерла Марфа, когда минуло ей 85 годков. Совпадение или знак свыше: ступенек в лестнице тоже 85. Не стало Марфы Ильиничны. Прошли годы. В доме над рекой поселились дальние родственники. Лестница ветшала, но жила.
Весной, когда начиналось таяние снегов, разливались речушки, а особенно Колупаиха, добраться до Лучинят было невозможно. В один из таких дней в сельсовет пришло известие о рядовом Егоре Лукиче Лучинине: «Пал смертью храбрых под Смоленском!» Кому теперь известие передать и как? Ждать, когда дорога до Лучинят наладится? Почтальонка Нюра решила в тот же день во что бы то ни стало доставить известие. Отправилась в Лучинята по реке в половодье на своей лодке-плоскодонке. Слыхала она, что подняться от реки можно по лестнице, о которой раньше многие говорили.
Серый весенний день. Река неприветлива и мутна. Одинокая, отчаянная лодчонка плывёт, опережая синие льдины. Деревенский почтальон налегает на вёсла, понимая, что сегодня она принесёт, может быть, главное известие в дом, который ждёт его десятилетия. Вот и лестница. Нижние ступеньки под водой, но причалить можно. Поднимаясь по полуразрушенным ступенькам, думалось Нюре, хороший человек строил лестницу, пригодилась.
А как же иначе? Матери верят, несмотря ни на что, сыновья вернутся. Должны возвращаться. Мы ждём их всегда.