* * *

Я часто советую женщинам: с момента, когда вы беременны, читайте Евангелие по-новому, новыми глазами, глазами матери, которая учится у Христа тому, как быть дочерью Живого Бога и как научить своего ребенка – уже теперь и особенно в будущем – быть ребенком в Царствии Божием; и я им так же советую углубить свою молитвенную жизнь.
И когда я говорю о молитвенной жизни, я говорю не о том, чтобы вдобавок к вечерним или утренним молитвам мать читала большее число акафистов и т.д., я говорю не о молитвословии, а о молитве в самом существе: о предстоянии перед Богом и о встрече с Богом. Разные оттенки молитвенной жизни должны развиться, вырасти, углубиться, потому что одно временно с тем, что происходит с будущей матерью, это же происходит с ребенком.
Для беременной женщины велика также роль исповеди и причастия Святых Тайн. Исповедь опять-таки я имею в виду не формально-обязательную, а как постепенное очищение себя от всего того, что может ранить, опорочить зачинающегося или зачатого ребенка. Я думаю, что беременная женщина должна причащаться часто, но не просто механически, потому что настало воскресенье или какой-нибудь праздничный день. Она должна причащаться как можно чаще, но со строгой, внимательной подготовкой, так, чтобы каждый раз, когда она приходит к причащению, это было завершением какого-то хоть небольшого участка ее духовного пути очищения сердца, ума и прошлой своей жизни.

* * *

Ребенок должен быть посвящен, вернее, вручен хранению, защите, молитвам того святого, имя которого ему дается. Родители должны были бы выбирать святого, который для них что-то значит, то есть житие которого их чем-нибудь поразило или который по чему-нибудь связан с зачатием этого ребенка. В старой России (вероятно, это и теперь еще порой делается) крестили ребенка именем того святого, в день которого были крестины. В этом есть какой-то смысл, при условии, опять-таки, что это будет не кличка, а будет как бы освящение нового храма во имя данного святого. Родители должны были бы, когда хотят дать то или другое имя ребенку, узнать, каково житие святого, что в нем есть, что поражает их не благозвучием имени, а внутренним обликом, почему они хотят, чтобы их ребенок был под защитой этого святого или, во всяком случае, чтобы этот святой особенно молился о нем. Поэтому наименование ребенка может иметь громадное значение.

* * *

Я как-то вернулся после летнего отдыха домой; отец меня встретил с выражением какой-то тревоги. Что с тобой? – спросил я. – А я всё боялся в течение твоего отсутствия, что с тобой случится что-то неладное. – Я улыбнулся: Неужели ты боялся, что я сломаю ногу или сверну шею? – Нет, – ответил он мне тихо, спокойно, твёрдо, с большой любовью, но беспощадно, – это было бы не так важно; я боялся, как бы ты не потерял цельность души. И он прибавил: Запомни на всю жизнь: живёшь ты или не живёшь – не важно не только для других, но должно быть не важно и для тебя; единственное, что важно, это – ради чего ты живёшь и ради чего ты готов умереть.

* * *

Наставники церковные советуют матери молиться, но молиться не формально, не просто произносить молитвы, не молитвословить, а общаться с Богом, делиться с Ним всей своей радостью, всем своим трепетом, дать Богу действовать в ней. Можно молиться вслух, потому что звук этой молитвы непонятным образом доходит до зародыша, до постепенно формирующегося ребенка. Если молитва произносится благоговейно, тихо, вдумчиво, этот ребенок уже приобщается к тайне материнской молитвы. Это изумительно! А когда ребенок родится, то необходимо продолжать молиться над ним, над колыбелью: петь ему песни церковные; молиться церковными словами, когда он еще слов не понимает, но через звук голоса может воспринять молитвенную настроенность и через нее ожить к области молитвы, к области приобщенности к Богу.

* * *

Не воображай, что ты старица, не воображай, что ты духовник в женском образе, и не воображай даже, что ты исповедник, потому что большей частью у родителей дети не исповедуются, а скажи: вот, мы спутники. Я такая же неопытная, как ты, только немножко старше, я видела и слышала и читала такие вещи, которые ты, может быть, не видел и не слышал, и не читал, – я с тобой поделюсь тем, что я знаю. Вот и все.

* * *

Ребенок должен быть в состоянии, посмотрев на своих родителей, видеть, что то, что ему рассказывают, на самом деле живет в них. Они, может быть, несовершенны, – это ребенок отлично понимает, но они стремятся жить по вере, и это составляет смысл и содержание их жизни; это дело другое. И чтобы он видел в них добротность, честность, те свойства, которые просто человечны, но которые уже на грани святости, если только их коснется искорка Божия.

* * *

Из опыта занятий с детьми я знаю (я довольно много занимался с детьми), что самое доходчивое: чтобы преподаватель или родители взяли какой-нибудь отрывок Евангелия и своими словами как можно более живо, красочно его рассказали. Причем не отходя от текста, не прибавляя ничего, не делая его более интересным, а просто выражая на языке ребенка и современности то, что там сказано. И когда все рассказано, с ребенком надо об этом поговорить: как ты на это реагируешь? как тебе это нравится? как ты думаешь: Христос был прав или этот человек бы прав? А затем ему сказать: я теперь прочту этот отрывок так, как он был написан почти две тысячи лет тому назад, чтобы ты запомнил, как ты будешь его слышать в церкви... И затем неспешно прочесть этот отрывок по Евангелию. Тогда ребенок начинает узнавать текст, узнавать слова, образы, потому что он уже их в себе имеет. Если мы ребенку, который еще мал, читаем текст только на несколько устарелом русском языке, это слишком для него коротко и не всегда до конца понятно.

* * *

Я знаю, что для каждого ребенка, как и для взрослого, можно найти что-то, чем он может доказать свою верность. Одну-единственную вещь, не обязательно всю жизнь, потому что если о всей жизни говорить, то ничего не получается, а одну вещь: ты докажи свою верность. Вот, ты часто поступаешь нехорошо в таком-то отношении – попробуй этого не делать.

* * *

Дитя очень часто понимает то, чего не понимают его родители. Я помню ребенка, который на Пасхальной неделе стал перед иконой Спасителя и стал повторять: Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав – и мать его остановила и говорит: Нельзя так много повторять эту молитву. Он на нее посмотрел с удивлением и каким-то негодованием и ответил: Ты ничего не понимаешь; Ему очень приятно! – потому что он в своем сердце пел Богу свою веру.

* * *

И другой случай помню. Была у нас семья очень уставная, и ребенка заставляли вечером вычитывать целый ряд молитв. Как-то (ему тогда было лет семь) он вычитал положенные молитвы, потом посмотрел на мать и говорит: А теперь, когда мы помолитвословили, давай помолимся немножко. Он чувствовал, что то, что он делал, было дисциплинарным упражнением, а ему хотелось сказать Богу: Знаешь, Господи, я Тебя люблю! Или, может быть, сказать: Господи, я маму люблю, и папу люблю – но папа в отъезде; обереги его. Или: Мама сегодня была на меня сердита, утешь ее!

* * *

У нас должен быть только этот трепетный страх: как бы не огорчить Бога, Который так меня любит, как бы не оказаться неверным другом для Него... И когда мы говорим о страхе Божием, мы должны настаивать именно на этом, а не на том, что нас Бог накажет. Знаете, как бывает в обычной жизни у ребенка – он поступил нехорошо, его выдрали и наказали, и он считает: теперь мы квиты, вот и все. И вдобавок ребенок часто думает: ну вот, я сделал небольшую глупость, а меня наказали гораздо строже, чем я заслуживаю. Если создавать такую психологию в ребенке, то он никогда по отношению к Богу ничего не сделает от души и никем не станет по отношению к Богу. Он будет словно испуганный преступник, который боится, как бы его не наказали даже напрасно, потому что имеют власть над ним.